«Там внизу на земле царили смятение и хаос: выхлопные газы, дорожная пыль, липкие виниловые автомобильные сиденья, крики, споры, разочарования и боль постоянных мыслей о том, где же мой отец, когда он вернётся к нам.
Зато сверху, с вершины башни, мир представал величественным и прекрасным, таким снизу его просто невозможно было себе представить. Хотя всё, что так в нём раздражало, оставалось: жара и удушливый воздух, смятение и разочарование…
Я не забывала, не могла забыть о них.
Но они как бы отступали, когда я оказывалась на башне, и поэтому становились переносимыми.
Иногда, если подняться достаточно высоко, то можно многое понять.
Иногда, если отойти на достаточное расстояние, узор представляется яснее.
Истории могут дать нам эту дистанцию.
Истории, мне кажется, похожи на башню.
Особенно сказки. Они рассказывают правду. В сказке есть боль и страдания, но из-за удалённости, из-за того, что они от нас на безопасном расстоянии („давным-давно“, „в незапамятные времена“), боль и страдания делаются переносимыми. Они становятся частью узора. В сказке жизнь преображается, предметы представляются словно в фокусе, и внутри читателя что-то переворачивается и открывается.
Всё становится возможно.
Я написала „Удивительное путешествие кролика Эдварда“, потому что получила на Рождество в подарок нарядного игрушечного кролика. Вскоре после того, как он у меня появился, мне привиделась такая картина: мой кролик лежал на дне океана, одинокий и потерянный, без прекрасного костюмчика, он ждал, когда же его найдут.
Я начала писать его историю с волшебного слова однажды, которое сразу вознесло меня наверх башни, на безопасное расстояние, откуда всё было видно на мили вокруг. И то, что я увидела, пока писала историю, тот узор, который начал постепенно проступать, приобретал форму сердца.
Мне кажется, что „Удивительное путешествие кролика Эдварда“ — это книга о любви, о том, как открывать своё сердце снова и снова, даже когда знаешь, что оно будет разбито. Это история о свете, который может проникнуть в нас лишь одним способом: через наши сломанные сердца.
Не так давно один из моих друзей спросил меня, верю ли я в то, что обещает Эдвард Тюлейн, верю ли я в спасение, которое возможно для всех нас, если мы научимся любить снова, и снова, и снова.
В финале фильма „Чудо на 34-й улице“ есть сцена, когда героиня, которой очень хочется верить в то, что Санта Клаус существует, хотя всё свидетельствует о том, что его нет, вновь и вновь повторяет грустным, монотонным голосом: „Я верю, я верю, я верю“.
Вот и я такая.
Я такой же ребёнок: разуверившийся, испуганный, разочарованный, считающий, что все факты подтверждают правду, в которую мне не хочется верить; но всё же против воли желающий, на самом деле, верить.
Я этот ребёнок наверху башни, который смотрит на огромный прекрасный мир; я ищу моего отца.
Но я его не вижу, и тогда я себе его воображаю. Создаю его из воздуха и вставляю в свой узор.
Я рассказываю себе историю.
Я верю. Я верю. Я верю.»
